У меня очень болит правый бок. Правый бок и левая нога. Боль не покидает меня с тех самых пор, как этот дрянной наркоман-мексиканец своими трясущимися лапами пытался заплатить мною за чашку кофе в забегаловке и надорвал меня… Сейчас боль уже не такая острая, но все же не менее сильна, чем тогда. Он поранил меня сразу в двух местах, будь он неладен… Впрочем, он и так, наверное, уже не ладен, потому что долго такие придурки не живут. За те восемь часов, что я провела у него в кармане, чего я только не натерпелась… Идиот!

Дело было рядом с мексиканской границей: полицейская тачка за стеклянными стенами бара, испуг наркомана, отраженный в глазах бармена, острая боль. Я зажата в кулаке. Полицейские надевают на мексиканца наручники. Бармен требует заплатить за кофе, полицейский отбирает меня у мексиканца и швыряет на стойку! Четыре царапины, десять переломов и два незаживающих шрама… Так больно мне было разве что только в те минуты, когда меня печатали…

Да, эти шрамы достались мне, когда я была совсем еще молода. Всего две недели, как меня отпечатали и из Федерального резерва отправили в банк. Я сидела в банкомате и первые пару дней вообще ничего не понимала. Помню только, чувствовала себя очень приятной, прямо-таки наслаждалась своей прямотой и чистотой. Рядом со мной лежали еще десять таких же свеженьких, как я, долларовых банкноты, и мы мечтали о большом и красивом будущем!

Ведь даже мы, однодолларовые банкноты, мечтаем о том, чтобы прожить эту жизнь ярко… Я, например, хотела стать частью бумажника какого-нибудь приятного во всех отношениях засранца, и чтобы он радостно потратил бы меня и еще нескольких моих подруг на цветы для какой-нибудь милой красотки… Ну и, конечно же, чтобы подобные случаи на моем веку выдавались постоянно! Но… Реальность оказалась намного суровей.

Меня грубо швырнули в шляпу нищего черного гитариста где-то в переходе метро в Манхэттене. Именно тогда я впервые соприкоснулась с грязью. Этот блюзмен был очень нечистоплотным. У него руки вечно были в каком-то масле, он их как будто никогда ни мыл – ни после туалета, ни после того, как этими же руками ел картошку из Макдоналдса… И гитара у него была вся масленая.

Он захапал меня своими ручищами, сунул в карман, а через пару дней, подарив мне несколько сальных пятен (которых, правда, сейчас уже не видно), заплатил мною за жетон на метро. После этого меня дали в качестве сдачи какой-то девушке. Помню только, что от нее приятно пахло лавандовым шампунем и яблочным повидлом, и что она очень торопилась – ехала в аэропорт. Кажется, опаздывала на самолет… Куда она летела, я так и не узнала, так как перед самым отлетом она заплатила мной за какой-то глянцевый журнал…

Вскоре я оказалась на границе с Мексикой, где и попала в руки к этому уроду, который меня надорвал, когда его забирали копы. Сдавил и оставил мне на память несколько незаживающих шрамов.

Бармен Томас знал цену деньгам. Он сразу заботливо спрятал меня в кассу, а вечером вытащил и нежно уложил к себе в бумажник. Если бы я была человеком, я бы сразу ему отдалась – люблю такое обращение. Что нужно девушке от парня? Забота и нежность! Ну и еще чтобы парень не был скучным занудой и чтобы с ним было интересно. А с Томасом было интересно. После работы он постоянно ходил в какие-то клубы, чего-то там мутил, продавал что-то, вокруг было много прелестных кокеток (а к кокеткам мы, деньги, питаем особое пристрастие, есть в них что-то родственное нам!)…

Эх, если бы этот Томас только не был таким глупым… Нет, он был хорошим парнем, но некоторых вещей, касающихся денег, не понимал просто напрочь. Например, он отдал меня как чаевые грузчику-дальнобойщику. Унизительное дело… Один доллар! Чаевые грузчику – один доллар! Я чувствовала себя так, будто меня взяли, образно говоря, за волосы и приложили носиком об стол. Ведь такие маленькие чаевые грузчику за серьезную работу – это самая настоящая провокация… Грузчик неизбежно оказывается разочарован такой суммой, он ведь рассчитывает как минимум долларов на десять. А тут доллар. Это просто насмешка. Оскорбление. Чего стоит ожидать доллару? Конечно же, пренебрежения.

Грузчик сказал: «Спасибо», сложил меня вдвое, больно проведя линию сгиба большим и указательным пальцами (наверное, чтобы сдержать досаду), и сунул в задний карман джинсов. Уже через полчаса фура остановилась у магазина, и грузчик купил на меня бутылку колы. С тех пор у меня наметилось еще одно больное место – мой центр. Правый висок Вашингтона, его скула и гордая D в слове «Доллар» были обречены со временем потерять в этом месте краску. Когда-нибудь эта линия, наверняка, окажется роковой, и меня раздерут на две половинки…

Но пока я жива, и еще очень даже не плохо себя чувствую! С тех пор со мной произошло столько всякого, что всего и не расскажешь… Многих людей, к которым я приходила, я уже не помню – часто все происходило так быстро, что я даже не успевала осознать, кто же на этот раз меня поимел. Бумажник за бумажником, рука за рукой, палец за пальцем, карман за карманом… Некоторые даже брали меня в рот… А один раз где-то в районе Лос-Анджелеса меня свернули в трубочку и запихнули в волосатую влажную ноздрю… Кокаин не сказать чтобы не понравился мне… Это светло, приятно и быстро. Легкая эйфория, и вот тебе кажется, что ты любишь всех и готова танцевать и летать. Поэзия… Но довольно об этом.

Левый нижний уголок? Это у меня осталось, кажется, с Кубы… Я приехала туда в бумажнике одной толстой канадской студентки, которая еще в Монреале получила меня в банке… Чего я только не навидалась с этой девицей, пока она трясла своими мясистыми боками в Варадеро. Например, однажды, лежа на включенном на полную громкость телевизоре в ее номере, я наблюдала как ею занимались сразу два огромных негра – один в попу, другой в рот… Сначала было интересно, но потом мне так это надоело, что я зажмурила оба своих глаза (глаз пирамиды и глаз орла), чтобы не видеть этого безобразия! В тот же день она отдала меня в ресторане за какие-то жареные морепродукты…

Кстати, про пирамиду и орла. Пирамида обозначает вечность. Место, откуда родом любая энергия, в том числе та, частью которой я являюсь. Люди назвали ее «деньгами», хотя на самом деле правильнее было бы назвать «океаном». Левый глаз – орел. Орел это Бог. Над ним — «звезда Давида», состоящая из тринадцати пятиконечных звездочек. Это так называемые «тринадцать заповедей иудаизма», которые на самом деле все сводятся к одному – «всё есть Бог». Больше я говорить об этом не буду, потому что тогда будет слишком долго…

Так вот. Потом я досталась в качестве сдачи старенькому англичанину. Это был образованный человек, и, судя по моим соседям в его бумажнике, – очень богатый. Он знал толк в обращении с деньгами – разгладил меня, внимательно осмотрел, как будто доктор пациента, и уложил в отдельный кармашек с долларами. Я успела заметить только, что в другом отделении у него жили английские фунты и еще в одном даже несколько потрепанных кубинских песо.

Англичанин уехал через два дня и забрал меня с собой. Направлялся он в Индию. Так я оказалась в этой странной стране, где с деньгами обращаются поистине варварски! Лучше бы я там никогда не появлялась, потому что в первую же ночь я попала к продавцу шерстяной одежды, который упрятал меня в коробку вместе с еще 153 моими братьями и сестрами и оставил лежать на два года!!! Я вам должна тут объяснить, почему я так сокрушаюсь… Дело в том, что мы просто на дух не переносим лежать взаперти. Мы любим ходить по рукам, для нас даже лучше, если нас мнут, рвут и издеваются над нами, чем когда нас просто кладут в какой-нибудь темный ящик и держат там дольше месяца… Невыносимая скукотища! Мы любим видеть, слышать, чувствовать, ощущать, осязать, переходить, двигаться, шуршать. Мы любим быть на плаву!

И вот меня постигло такое несчастье. Глупый индус-лавочник вздумал меня присоединить к своим сбережениям. Ну что тут скажешь? Сначала мы рассказывали друг другу истории своих жизней, вспоминали кто где побывал и что видел, пересказывали смешные случаи, произошедшие с нами и услышанные нами от других наших братьев и сестер, которых мы встречали в многочисленных бумажниках, кассах и банкоматах… А потом… Потом мы стали тихонько звать на помощь… Мы кричали все громче и громче, и в один прекрасный день коробку, в которой мы были заперты, у нашего тюремщика к вящей нашей радости украли!!!

И снова начались веселые дни! Я прыгала и бегала от одного человека к другому, как какая-то, извините, блядь… После двух лет заточения я наслаждалась! Меня мяли, теребили, складывали, мусолили, любили, зажимали, перекладывали, брали и давали взаймы, платили мной за гашиш и мороженное, роняли, поднимали… Со мной было столько всего, что теперь я смело могу сказать: я знаю жизнь и я знаю людей. Мои бока поистрепались и почернели, да и сама я уже не такая чистенькая, какой была вначале, – я, скорее, теперь серая, чем зеленая.

Сейчас я в Москве. Лежу на столе в комнате с приглушенным лунным светом и по просьбе моего нового хозяина рассказываю о своей жизни. Хозяин называет себя Богом, разговаривает со мной как с человеком и соответственно со мной обращается. Он приветлив, гостеприимен и мил и обещает через какое-то время снова пустить меня в оборот. И я этому, конечно, очень рада. Ведь мы, деньги, живем ради того, чтобы быть в движении и переходить с места на место! В этом наше предназначение, в этом наш кайф…

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>